Глава I. Хаос и Революция

Когда я стал заниматься велоспортом 25 лет назад, то начал вести дневник тренировок, и, хотя теперь это мне вроде бы ни к чему, я продолжаю фиксировать свою ежедневную физическую активность. Вот запись от 22 октября 2003 г.: «Mendoza centro > base Andes—3.1 med +». Это запись о велосипедной поездке длительностью 3 часа 6 минут от центра города Mendoza, до предгорий Анд и обратно, в среднем темпе. Знак «+» означает, что на трассе встретилось несколько непростых подъёмов. В принципе эта короткая запись исчерпывающе описывает поездку: просто покатался по местности, любуясь видами и запахами незнакомых мест. Когда я выезжал на юг, покидая суматошный центр города, то увидел нескольких местных жителей верхом на старых велосипедах, эти люди, вероятно, думают, что если уж человек в состоянии купить машину, то он наверно сошел с ума если продолжает ездить на велосипеде. Я также обогнал несколько повозок, которые используют traccion a sangre. «Traccion a sangre» означает «двигатель работающий на крови» или «на энергии крови», так остроумно аргентинцы называют телеги на гужевой тяге гружёные скарбом или продукцией. Иногда их можно даже увидеть на улицах Buenos Aires, хотя вроде бы они там запрещены. Каким то образом им удаётся вписаться в интенсивное уличное движение, и бывает приятно слышать, как ранним утром они цокают у тебя под окном [см. Manoblanca в главе 4]. Наверно вы можете сказать, что я тоже работаю на traccion a sangre, когда привстаю в седле и начинаю подъём в предгорья, ощущая покусывание в мышцах ног от скапливающейся молочной кислоты, вдыхая глотки прохладного воздуха. Горы впереди по курсу становятся всё больше, и больше, и ... БОЛЬШЕ. Чёрт побери – да они просто ЧУДОВИЩНЫ!

Если Buenos Aires – это высшая лига танго, то Анды – это высшая лига гор! Я покинул пределы города, трасса проходит по засушливым предгорьям, следуя контурам долины, по которой протекает река. Вода окрашена в молочный цвет ледниковых вод, и река, похоже, вытекает из разлома в почти сплошной коричневой стене массива гор. Уже одни только предгорья выглядят достаточно устрашающе, они крутой стеной в несколько тысяч футов вздымаются над долиной, единственный разрыв в стене – это точка далеко впереди, там, откуда вытекает река, и где трасса исчезает, сделав поворот направо. Но по-настоящему пугают горы высящиеся за предгорьями. Это громадный отрог, он укрыт ледниками и снегом, клочья облаков проносятся к северу над его пиками. Они высотой свыше 20 тысяч футов! Они так прекрасны, но одновременно вселяют священный ужас (и несколько пугают, если вы планируете через несколько дней пересечь их на велосипеде и проехать в Чили). Я гадаю: может один из этих пиков Aconcagua – самая высокая гора на обоих Американских континентах. Но думаю нет, поскольку на очень плохой туристической карте, которой меня снабдили в гостинице, Aconcagua отмечена несколько севернее, в той стороне, где река и дорога исчезают, сделав поворот направо. Возможно гора находится за передним отрогом, который уже совсем близко.

Мы с Alejandra были неделю в Buenos Aires и только что приехали в Mendoza. Buenos Aires, как всегда, был великолепен. Мы продолжили воплощать на практике нашу стратегию чистых лёгких на милонгах, приходили рано, много танцевали, а затем покидали милонгу когда концентрация дыма становилась невыносима. Это работало просто замечательно. Ди-джеи часто идут нам навстречу в первый час милонги и ставят музыку по нашим просьбам, так что мы можем немножко поиграть. Lucia и Oscar, организаторы милонги у Celia по Четвергам, говорят, что всегда нам рады, поскольку мы задаём мероприятию хороший старт. Милонга только началась, а мы уже на танцполе и танцуем с большой энергией, и от этого другие тоже поднимаются и начинают танцевать. Трудно поверить, что эти пожилые милонгеро стесняются выйти на танцпол слишком рано, но похоже так оно и есть. Обычно все только и делают что сидят, но стоит нам затанцевать, как все к нам присоединяются. Они похожи на школьников на балу, которые ни за что не выйдут на танцпол, пока там не затанцует первая пара. Или может им трудно выносить сам факт того, что какой-то гринго танцует танго и единственный способ с этим справиться, это самим выйти и начать танцевать.

Несколько дней назад мы пришли на милонгу очень рано, Alejandra пошла в уборную и застала там одну очень известную милонгеру, которая как раз переодевалась в своё танго-платье. Та начала жаловаться: «Они начинают свою глупую милонгу всё позже и позже. Мой муж думает, что я пошла на рынок, и у меня есть всего полтора часа чтобы переодеться, потанцевать, обратно переодеться в свою одежду для рынка и пойти домой. Они должны начинать вовремя». Ха, а вы наверно думали, что это у вас наблюдается сильная танго-зависимость. Я надеюсь только, что её муж не подпишется на National Geographic (см. Выпуск за Декабрь 2003 г.), иначе ей несдобровать, она красуется на одной из страниц. Одно из моих любимых танго – это Mala Suerte (Canaro), где мужчина поёт о своей неудачливости. Он по уши влюблён в женщину, но вынужден её потерять, потому что не может избавиться от своей страсти к милонгам. Он говорит, что это от того, что «Я был рождён как череп, и как череп я и умру». «Череп» – это аргентинский слэнг для описания человека подсевшего на ночную жизнь. Может быть слишком фигурально для слуха Norte Americano, но мило.

Практически такая же поездка, которая сопровождается почти такой же записью, только с добавлением слова hard, что означает более быстрый темп. Я преодолел более длинную дистанцию за тот же промежуток времени, и в это раз я доехал до узкого речного каньона, до того места, где заканчивается твердое дорожное покрытие ... постойте, но ведь покрытие не должно заканчиваться! Похоже я на неправильной дороге. Я думал, что еду по Ruta 7, которая пересекает горы и ведёт в Чили, но этого не может быть, поскольку дорога у меня на глазах превращается в грязь и пропадает где-то впереди в ущелье каньона. Я думаю, что мне не помешало бы обзавестись настоящей картой или может спросить как проехать. Ну, по крайней мере я совершил две неплохие поездки (правда и без серьёзных подъёмов). И полюбовался на красоты. На западе США и в Мексике, где я обычно катаюсь, мне иногда доводилось встречать ковбоев перегоняющих скот, но здесь всадники одеты как гаучо. Он носят шляпы с загнутым передним краем, белые рубашки с длинными рукавами, шарфы и сапоги до-колена или, иногда, даже что-то вроде шлёпанцев для верховой езды. Временами их можно увидеть в беретах. Береты и шлёпанцы не очень-то соответствуют нашему западному представлению о мачо, но люди здесь прирождённые наездники. У них есть игра для всадников похожая на баскетбол, она называется Pato. Она вроде является одним из национальных видов спорта в Аргентине. Есть ещё одна забава, когда они на полном скаку пытаются продеть что-то вроде карандаша сквозь маленькое кольцо подвешенное на верёвочке. Это не кажется таким уж сложным, но иногда они устраивают эти состязания в Mataderos, на улицах города (Mataderos – это западный пригород Buenos Aires, куда пригоняли скот из pampas, и одно из мест зарождения танго). Посередине улицы высыпают узкую дорожку из песка где-то в четыре квартала длиной и затем начинают соревнование. По обочинам припаркованы автомобили, рядом играют дети, домохозяйки подметают около своих домов, а по центру городской улицы галопом несутся лошади. Когда они доскакали до конца песчаной дорожки, всадники привстают в стременах пытаясь затормозить своих коней. Это потрясающее зрелище. Только что лошади мчались по тонкому слою песка, и внезапно они изогнулись, стучат копытами по булыжникам мостовой, да так что искры летят во все стороны. Иногда лошади припадают на задние ноги и их несёт по инерции со скоростью под 40 миль в час, а всадник невозмутимо выпрямился в стременах, на фоне такси и автомобилей сворачивающих в сторону. Нет никакой полиции или ограждающих баррикад. Это просто дань безумству гаучо, традиция доживающая свои последние дни на ныне запруженных улицах Buenos Airesа. Молодая женщина, муж которой участвовал в скачках, посоветовала нам не подходить близко. Она сказала, что неделю назад одна из лошадей перестала повиноваться, перепрыгнула через несколько припаркованных машин, выскочила на тротуар и нанесла травмы нескольким прохожим. И куда только смотрят адвокаты?

Alejandra беспокоится о моих велопоездках в условиях оживлённого аргентинского движения. Я уже ездил по Латинской Америке, но всякий раз когда я собираюсь выезжать, она ведёт себя так, будто я овечка которую ведут на бойню. Я ездил по Риму, много ездил по Мексике, и в обоих местах велосипедисту довольно опасно, но, думаю, аргентинцам удалось возвести быстрое движение по городу в какую-то новую степень. Дороги здесь узкие, с неровным покрытием, движение затруднено, а дорожные знаки иногда трудно заметить, маленькие, неяркие, они часто закрыты деревьями. Достаточно не заметить знака, проехаться на красный свет, и всё может быть кончено. Ещё хуже перекрёстки без знаков, машины летают по ним, повинуясь некой непонятной мне системе ... и никто не пристёгивается ремнями безопасности! Даже сын Alejandra, а он доктор и работал в отделениях травмы, не пристёгивается ремнём. Не удивительно, что этих людей не особо беспокоит вред пассивного курения. Иногда я зажмуриваюсь, когда мой автобус или такси проносятся по такому слепому перекрёстку не снижая скорости. Ночью водители иногда мигают при этом фарами или бибикают, но часто мы пролетаем в считанных сантиметрах от других машин. Почти все игнорируют дорожную разметку, но похоже есть некие неписаные правила дороги, благодаря которым система всё таки работает. Также как и с навигацией на многолюдных милонгах, требуется определённое время, чтобы привыкнуть к здешнему движению. Забавно, но когда ловишь этот ритм, лавируя и совершая рывки между машин и грузовиков на своём велосипеде, это и вправду можно быть весело ... хотя и опасно для жизни. Ты наклоняешь и выворачиваешь руль своего байка, а водители вокруг пересекают сразу по нескольку полос движения чтобы совершить левый или правый поворот, врываешься и вырываешься из промежутков между машинами, в которые едва проскальзывает твой велосипед, постоянно то жмёшь на тормоза, то отчаянно крутишь педали чтобы избежать столкновения. В США, где каждый готов до конца отстаивать свои «права», результатом стала бы атмосфера постоянной дорожной ярости ... но в Аргентине никто особо не расстраивается. Я думаю просто аргентинцы лучше понимают мир. Они больше видели и понимают, что мир – это довольно несправедливое место, где ни в чём нельзя быть уверенным. Так что стоит расслабиться и проще смотреть на поведение своих дорожных собратьев ... продолжая при этом нестись как сумасшедшие.

Итак, после недели проведённой в Buenos Aires мы теперь в Mendoza, это симпатичный город в центре аргентинских винодельческих провинций. Это город тенистых деревьев и широких тротуаров, на которые выносят столики из кафе, чтобы жители могли посидеть после сиесты (традиция послеобеденного отдыха не прижилась в суматошном Buenos Airesе, но в провинции сиеста в порядке вещей). Повсюду парки, и люди семьями гуляют и играют в них до поздней ночи. Окружающая местность холмистая и засушливая, но тающий снег с близлежащих Анд даёт достаточно воды для виноградников и больших деревьев обрамляющих улицы города. Как и в старых районах Солт Лэйк Сити, вдоль улиц, даже в центральной части города, проложены маленькие ирригационные каналы. Эти каналы несут талую воду с гор деревьям и садам города. С велопоездками в Mendoza дело обстоит хорошо, но вот с милонгами у нас пока счёт 0:3. Дважды мы ходили в парки, где были запланированы милонги на открытом воздухе, и оба раза там не было ни души. Alejandra спросила у организатора, и та говорит, что они начинают очень поздно, но оба раза мы приходили к полуночи и оба раза там никого не было. Мы также думали сходить на милонгу, проводившуюся в помещении, но она начиналась в полночь, и после позднего ужина, Alejandra и я были настолько уставшими (она от бега, я от велосипеда), что мы уже не находили в себе сил для танца.

На западе Mendoza располагается огромный парк. Alejandra бегает там по 2.5 километровому маршруту вокруг озера, а я на 3-й день решил обследовать парк верхом на велосипеде. Я обнаружил там зоопарк (куда мы потом сходили, и там было классно), огромный спортивный комплекс с футбольным стадионом на котором вполне можно проводить матчи Кубка Мира, и, к моему удивлению, мирового уровня velodromo. Велодромы – это стадионы с крутыми наклонными дорожками для состязаний в гонках на треке, и от велодромов я без ума. Мой талант в велоспорте, если он вообще у меня имеется, лежит в области спринта, но мне редко выпадает возможность покататься на треке. Я был в возбуждении, хотел пройти на стадион, но всё было наглухо закрыто. Большая часть парка имеет несколько покинутый, заброшенный вид, также как многие объекты Олимпийских и Пан-Американских Игр, лишившиеся денег и внимания публики. Я вернулся к спортивному комплексу и принялся бродить по пугающе безлюдным залам в глубине гигантского футбольного стадиона, как вдруг услышал, что кто-то печатает на машинке в маленьком офисе. Этот человек по моей просьбе поднял книги с записями и отыскал имя Señor Chival, который является главой велосипедной федерации в Mendoza. Два дня мы пытались ему дозвониться, но телефон не отвечал. Alejandra тем не менее удалось встретиться с несколькими представителями велоклуба, и они говорят что никому и никогда не разрешают ездить по velodromo, если только это не гонщики уровня национальной сборной. От чего конечно же возникает интересный вопрос. Невозможно стать трековым гонщиком уровня сборной, если ты не практикуешься каждый день на треке – но ты не можешь практиковаться, если ты не гонщик уровня сборной. Думаю им следует сформировать ещё одну федерацию для изучения проблемы.

После ещё пары дней тренировочных заездов вокруг и по Mendoza, Большое Приключение наконец начинается ... хотя наверно «Большое Приключение» это слишком цветастое название для описания того, как ты час за часом крутишь педали взбираясь на холмы. Мои товарищи велосипедисты прибыли вчера из Buenos Aires, и мы встретились за обедом. Они представляют собой интересное сборище. Никто не знает ни слова по-английски, они итальянского происхождения, и они стопроцентные Porteño: Ruben Galante, Hernan Galante, Quique DeLucca и Raul Escudero. Какие имена и какие ребята. Это выходцы из рабочего класса, бывшие велогонщики, итальянцы, которые теперь выступают, в основном, в состязаниях по триатлону и бегают марафон. Alejandra советовала мне быть с ними поосторожнее, потому что им может не понравиться какой-то Norte Americano ... но мы сразу нашли общий язык. В этой компании атлетов царит добродушная, тёплая атмосфера – и мне всегда комфортно среди таких людей. Если вы оказались среди лыжников, сёрферов, велосипедистов или бегунов в любом уголке мира, почти наверняка вы поладите. Не важно какое у вас происхождение или образование, атлеты быстро становятся как братья, начинают шалить и постоянно подшучивать друг над другом. В спорте, как и в танго Аргентинцы обожают давать друг другу прозвища, и я тут же превратился в «El Gringo» (и не надейтесь, что вам дадут выбирать, я иногда слышу, как меня так называют и на милонгах). Quique называют «El Tarambana», что означает что-то вроде беспутный, с ветром в голове, Hernan – это «El Nene» (ребёнок) и Raul – это «El Negro». Они называют Alejandra, с которой знакомы по марафонским забегам, «Bisquit». Аргентинские прозвища очень красочные, точные и совершенно неполиткорректные. В зависимости от вашей национальности или физических характеристик вы можете стать «Толстым Евреем», «Носатым Турком» или «Китайским Попугаем». Diego, наш водитель в этом путешествии, получил прозвище «El Gordo» (Жирный) из-за своих проблем с весом. Он сказал, что эта кличка портит ему настроение, и, что в расстроенных чувствах, он может не удержать машину на повороте и свалиться вместе с нами в пропасть, но прозвище прижилось.

Я для них что-то вроде достопримечательности. «Посмотри как Gringo пьёт мате! Да хватит уже трогать bombilla (металлическая трубка через которую пьют мате)!» (Они говорят, что от этого она забивается). Все они порядком подсели на мате и проводят много времени совместно потягивая напиток и рассуждая о тонкостях его приготовления. Мы даже делаем специальные остановки чтобы выпить мате во время наших велорейдов. Это очень традиционный аргентинский (и уругвайский) ритуал – пить из одной bombilla (металлическая трубка с фильтром на конце) и разделять чашку с мате со своими друзьями. Само мате по вкусу напоминает горькую траву с лужайки, но от него в голове начинает шуметь – и это помогает в долгих велорейсах.

И вот мы вшестером отправляемся в наше путешествие, проезжая по утренним улицам Mendoza, впереди нас следует машина с тремя полицейскими/солдатами, один из которых глава Gendarmeria Nacional провинции Mendoza. Колонну замыкает грузовик с Diego за рулём, в машине также сидит Alejandra, выполняющая роль тренера и массажистки нашей маленькой велокоманды. (Ruben выдал всем нам футболки от наших «спонсоров» Privitera, аргентинская фирма производитель велосипедных рам, и Campagnolo, известный итальянский производитель велокомпонентов). Как нам удалось обзавестись таким эскортом? Я не упомянул нашего шестого гонщика, Alberto. Он живёт в Buenos Aires, но владеет металлургическим предприятием в окрестностях Mendoza, которое является одним из крупнейших в своём роде в мире, так что важные люди Mendoza прислушиваются к его словам. Он обеспечил нас заводским грузовиком, водителем Diego (его работник) и полицейскими, которые будут нас опекать. Мы с эскортом выехали из города и после двух часов в седле остановились позавтракать на его заводе. Это странное и прекрасное место. Мы вне городской черты у подножья гор на большой лужайке, и с одной стороны высится ряд тополей, защищающих от ветра. Мы завтракаем на белых скатертях, нам подают блюда, а менеджеры завода стоят вокруг нас и беседуют. С подветренной от нас стороны, в чистом утреннем воздухе видны клубы дыма, изрыгаемые этим крупным металлургическим предприятием. После завтрака наш велорейд приобретает более серьёзный характер. Мы начинаем подъём по предгорьям к каньону, где я уже тренировался до этого. Наша первая остановка в Potrerillos, это впереди в 40 милях. Вообще-то это не столько впереди, сколько вверху, так как эта точка располагается на 1,400 футов выше, чем Mendoza.

Сказать по правде, меня пугали Анды. Я не очень хороший горняк и то немногое, что мне удавалось в велоспорте, было связано со спринтами по ровной местности в гонках из разряда критериум. Я боялся что не выдержу и буду вынужден с позором завершать велорейд в кузове грузовика. Я пытался подготовиться в горах Южной Аризоны, но почему-то мне всегда что-то мешало. Во время моего последнего, перед отъездом в Аргентину, тренировочного заезда, мы с Alejandra ехали по дороге в Мексику, и я попросил её высадить меня в месте, где я раньше тренировался, когда занимался велоспортом. Я сказал: «Поезжай на машине в обсерваторию, а я через пару часов к тебе присоединюсь». Это была обсерватория Kitt Peak National Observatory. Предполагалось, что Alejandra поднимется на вершину горы и будет осматривать телескопы, ожидая меня. Я начал езду в высоком темпе, но быстро стал уставать. У меня ушло больше часа, чтобы добраться до подножья горы. Я стал подниматься в гору, и скорость начала падать. Подъём был крутым, у меня не было еды, почти не было воды, и было жарко. У меня стало наступать обезвоживание организма, я начал впадать в ступор. Я принялся петлять по дороге. Я «разносил письма», как говорят французы. Это когда велосипедист практически умирает и начинает на подъёме вилять от одного края дороги к другому, как почтальон разносящий почту по ящикам. В какой-то момент я даже, удостоверившись что на обочине не наблюдается змей и скорпионов, остановился и прилёг у дороги. В конце концов, три часа спустя, весь трясясь, я добрался до вершины, но моя уверенность в себе была основательно подорвана.

Тем не менее, когда мы начали наш подъём в предгорьях Анд, мне показалось, что эти porteños тренировались даже меньше чем я. Вообще-то я думаю невозможно подготовиться к езде в Андах в условиях равнинного, многолюдного Buenos Airesа. И поэтому, пока мы приближались к Potrerillos, я почувствовал что их темп для меня слишком медленный. Я слегка призадумался. Я не хотел выглядеть высокомерным. Я еду вместе с этими ребятами, и это велотур, а не гонка, и больше всего я ненавижу тех парней, которые стараются превратить каждый тур в гонку. Но я действительно хотел набрать скорость, поэтому объяснил ситуацию и поехал быстро, оставив полицейский эскорт и дребезжащий дизельный грузовик позади. Я начинаю входить в ритм езды и наслаждаюсь одиночеством; еду по речному каньону, а с обоих сторон высятся высокие унылые стены андских предгорий. Воздух кристально чист, и я могу видеть на сотни миль вокруг. Это Ruta 7, единственная дорога с твёрдым покрытием, пересекающая Анды на протяжении всей 3500 мильной границы между Чили и Аргентиной ... но движения на ней почти нет. Бывает проедет случайная легковушка или, раз в полчаса, конвой дымящих дизельных грузовиков, но это и всё. Я прибываю в Potrerillos к полудню и жду оставшихся участников нашей команды у пропускного пункта Gendarmeria Nacional.

Gendarmeria Nacional – это один из трёх видов аргентинской полиции. Другие два – это военные и местная полиция. Военные приобрели очень плохую репутацию, благодаря своей роли в событиях «грязной войны» 70-х и 80-х, когда, как полагают, около 30 тысяч аргентинцев (а также кое-кто и из иностранцев) были убиты, подверглись пыткам и «пропали». Но только проигранная Англии война за Мальвинские острова (Фолкленды) наконец-то лишила их власти. (Если вы сейчас купите карту Агрентины, то острова на ней тем не менее будут обозначены как Islas Malvinas (Arg.)). Федеральная и местная полиция тоже были замараны участием в «грязной войне», а затем их подозревали в причастности к нынешней жестокой волне преступности, захлестнувшей Аргентину после экономических передряг ряда прошлых лет. Полицию также подозревают, и иногда это подтверждается, в участии в недавних похищениях детей и грабежах домов и ресторанов. Недавнюю волну похищений связывают и с военными, также есть подозрение, что ниточки ведут аж к Casa Rosada, месту, где заседает исполнительная ветвь аргентинского правительства. На фоне всего этого, единственные представители власти, которым ещё хоть как-то доверяют, это Gendarmeria Nacional, полувоенная провинциальная полиция.

Итак я жду на пункте пропуска, и минут через 15 подъезжает Quique. Мы стоим около небольшого караульного здания в конце каньона, прямо на въезде в город, поджидаем остальных, и вдруг происходит страшный взрыв. Под нами затряслась земля, и мы с Quique в шоке. У меня мелькает мысль, что может это какие-то повстанцы решили атаковать полицейских Gendarmes Nacional (с которыми мы уже успели перекинуться парой слов) – но похоже никто не бросился в казарму за автоматическим оружием. Затем происходит нечто странное. С неба начинают падать тяжёлые предметы. Разный мусор шелестит по веткам деревьев и с глухим стуком валится на землю повсюду вокруг нас. Всё это, похоже, падает совершенно вертикально с неба, как дождь. Парочка предметов просвистели совсем близко и смачно врезались в землю. Ветки и листья падают с соседних деревьев, поднялась пыль, и тут внезапно до всех дошло, что нас бомбардирует каменными обломками ... и некоторые из них просто огромные! Но, не успели мы это осознать, как всё закончилось. Я прохожу вокруг здания охранников и вижу, что кусок скалы размером с грейпфрут врезался в землю ровно посередине трёхфутового промежутка между старым металлическим зданием и припаркованной полицейской машиной. Мы оглядываемся и видим вокруг ещё больше каменных обломков. Некоторые размером с мяч для гольфа, многие гораздо крупнее. Все просто уставились друг на друга, а один из gendarme желая пошутить одевает шлем. Но, не успели мы успокоиться, как следует ещё один взрыв. На этот раз позади ряда тополей, на другой стороне дороги, мы видим большое клубящееся облако пыли и камней. Облако несёт с крутого склона горы, и теперь нам не до шуток. Все кидаются в стороны в поисках укрытия. Я прижался к стволу большого дерева, а несколько полицейских забежали в здание. Мы ждём, но камни больше не падают.

Оказалось, что это врывали часть горы для прокладки новой дороги, и кто-то слегка переборщил с количеством взрывчатки. Теперь я воспринимаю взрывные работы гораздо серьёзнее. Прямое попадание такого куска скалы вполне может оказаться фатальным, но что меня сильнее всего разочаровало, так это то, что обнаруженный мною камень упал ровнёхонько между караулкой и машиной. Нет бы ему пробить крышу машины или здания?

Далее мы едем отрезок в 25 миль, поднимаясь ещё на 1,500 футов до Uspallata. Снова я наслаждаюсь одиночеством в отрыве от группы. Здешняя природа меня просто поражает. Нет ни домов, ни людей. Одна лишь суровая пустынная местность, почти в библейском духе. Я останавливаюсь на древнем мосту, чтобы понаблюдать за потоком, вырывающимся из узкого каньона. Похоже вода вытекает из очень узкой расщелины в стене, высотой в несколько сотен футов, и мне бы хотелось всё там обследовать, будь у меня время и соответствующая обувь. Я наслаждаюсь чудом природы, и тут подъезжает Ariel, gendarme, который начиная от Potrerillos выполняет роль нашей сестры-наседки, он будто Road Warrior (Воин Дороги), с грохотом появляется из-за поворота на кроссовом мотоцикле. Он производит весьма внушительный вид, верхом на мотоцикле, в своём шлеме и доспехах полицейского, так что водители грузовиков и люди на дороге преисполнены перед ним огромного уважения (или страха?). Он приветствует меня, спрашивает как дела и поворачивает обратно. Я не совсем понимаю, зачем он приезжал. Это наша первая встреча на дороге, но потом я узнаю, что он до смерти обеспокоен, чтобы я не попал под грузовик на узкой дороге и с рёвом носится вперёд на мотоцикле, проверяя всё ли со мной в порядке, и жив ли я вообще. Хотя это единственный раз, когда я его замечаю, поскольку видно здесь издалека, и ему достаточно проехать немного по дороге, заметить мою фигуру где-то впереди на расстоянии мили и вернуться обратно к нашей группе, таким образом я остаюсь в неведении, что за мной присматривают. Мне немного стыдно, что я доставляю ему столько хлопот. Чувствую себя маленьким ребёнком, мама которого, постоянно выглядывает из окна кухни, проверяя всё ли с ним в порядке.

Мы прибываем в деревню Uspallata к концу дня. Тут особо не на что смотреть, но мне сразу же здесь очень нравится. (Позднее я узнал, что здесь снимали фильм Семь Лет в Тибете. Я никогда не был в Гималаях, но понимаю почему создатели фильма выбрали этот отдалённый уголок Аргентины, после того как китайцы не разрешили им снимать в Тибете. Маленькая зелёная долина, с возвышающимися вокруг горными пиками – мне кажется, что именно так должна выглядеть Шангри-Ла. Если хотите насладиться невероятной красоты видами природы – посмотрите фильм. Но предупреждаю, качество игры самодовольного и вечно ухмыляющегося Брэда Питта порядком действует на нервы.) Я хотел бы остаться здесь навечно, но следующим утром в 6:30 мы снова в сёдлах, на нас длинные штаны, лыжные перчатки и шляпы. Быстро теплеет, так что вскоре я снимаю свои тёплые вещи, закидываю их в грузовик, и еду вперёд, наслаждаясь видами, которые не перестают становиться всё более и более захватывающими.

Я взбираюсь к Polvaredas, где наша группа в конце концов воссоединяется. Мы зашли передохнуть в маленькую горную школу, и ребятишки с интересом рассматривают нашу велоэкипировку. В Аргентине дети, посещающие начальную школу, носят белые халаты. Они выглядят как маленькие доктора, и они такие милые. Это больше похоже на небольшой склад чем на школу, и мы воспользовались душевыми комнатами в конце помещения, которые обозначены табличками «Nenes» и «Nenas» (Мальчики и Девочки). Здесь нет нормальных туалетов, просто дыры в полу, и два нарисованных следа, показывающие куда ставить ноги. Вместе с директором и учителями мы фотографируемся на фоне школы и гор. Мы продолжаем восхождение, и, проехав Punta de Vacas, я, в конце концов, прибываю в Puente del Inca.

Я тайно надеюсь, что они переименуют меня из «El Gringo» в кого-нибудь вроде «El Aguila de Los Andes» (Орёл Анд), потому что теперь они говорят – посмотри на gringo, да он Супермен! Конечно же это не так. Спортивная форма любого из нас крайне далека от стандартов велогонок. Просто у меня было больше возможностей тренироваться. Но я начинаю заигрываться. И когда все истощены, пытаюсь делать вид, будто чувствую себя замечательно и не могу дождаться когда мы снова поедем в полную силу. Какой идиот. Мы снова собрались все вместе в Puente del Inca и обедаем в маленьком ресторанчике напротив горячих источников бьющих рядом в каньоне. Все обессиленные, потому что всю дорогу дул встречный ветер. Пошатываясь они заходят внутрь, позже я узнаю, что большую часть дистанции они проехали за грузовиком, укрываясь от ветра. (Я решил попробовать такую тактику на следующий день, но дым от дизельного двигателя был настолько ужасен, что я не выдержал. Должно быть они чертовски устали.) Вообще не представляю, как они едут эту гонку, без предварительной подготовки в горах. Они держатся на одних нервно-волевых, и это видно по их лицам. Похоже они действительно крутые ребята.

После Puente del Inca становится по-настоящему тяжело. Всего-то 20 миль, но мы взбираемся к вершине континента, и крутизна склона соответствующая. Покрытие неровное или разбито, но хуже всего, что встречный ветер усиливается. Я еду в отрыв, пытаюсь найти удобный темп восхождения, стараясь игнорировать усиливающуюся боль в спине, ведь я в седле уже больше 5 часов. Несколько миль спустя слышу натужный звук двигателя, это сзади приближается грузовик. Оказывается это армейский грузовик, в кузове сидят аргентинские горные пехотинцы, и повинуясь импульсу я хватаюсь за борт машины. Это заводит солдат внутри, они начинают свистеть и смеяться. Я позволяю грузовику себя немного побуксировать, а ребята смеются и пытаются болтать со мной, но я не понимаю их речь. Я только делаю звук шшшш, прикладываю палец к губам и посматриваю назад через плечо. Они до этого проехали мимо других велосипедистов и думают, что это настоящая гонка, и что я всех надул, прицепившись к грузовику ... и им это дико смешно. Через какое-то время машина начинает тормозить и останавливается, так что я снова в одиночестве. У меня нет циклометра, показывающего скорость, но временами мне кажется, что сочетание неровностей дороги, градуса подъёма и непрестанных порывов сильного встречного ветра практически останавливает меня. Одна только радость – смотреть по сторонам. Когда становится совсем тяжко, я поднимаю голову и думаю «Вау, Анды!». Я знаком с большими горами Северной Америки и Европы, но это нечто иное. Совершенно другой мир. Меня окружают башни из скал высотой в 24 тысячи футов. Отвесные стены покрыты летним снегом. Местность узкой долины напоминает лунный пейзаж, есть только трасса и параллельно идущая старая заброшенная железная дорога, с туннелями, провисшими мостами и разваливающимися противоснежными козырьками. А над всем этим, подобно монстру, нависает Aconcagua, в чистом воздухе видно, как с её вершины сдувает клочья облаков и снега. Высочайшая точка во всей Северной и Южной Америке. Говорят на неё постоянно совершают восхождения, но глядя отсюда снизу, это представляется мне абсолютным безумством.

Вообще-то план был пересечь Анды, потом Чили и доехать до Тихого Океана, но часто самые лучшие планы идут прахом. Сначала нас ожидал ледяной приём у въезда в тоннель на вершине. Наш gendarme пытается вступиться за нас. Он старается из всех сил, но где-то среди таможенников, иммиграционных служащих и военных Чили и Аргентины, рождается решение на абсолютный запрет нашего проезда по заброшенному железнодорожному тоннелю, что проложен под последним вертикальным хребтом Cordillera de los Andes. Государственная граница проходит посередине тоннеля. Вместо этого нам придётся погрузить велосипеды в грузовик и пересечь границу по автомобильному тоннелю. Затем, когда мы оказались на другой стороне, чилийские чиновники заявили, что совершенно невозможно, чтобы мы спускались по «Los Caracoles» на велосипедах. «Los Caracoles» (названо по имени морского моллюска со спиральным панцирем) это серия невероятно отвесных, извивающихся поворотов дороги, которая спускается от чилийского конца тоннеля. Я всегда недоумевал, почему между двух больших стран, совместная граница которых длиннее, чем граница США и Канады, есть лишь одна связующая дорога с твёрдым покрытием. Когда я поднимался с аргентинской стороны Анд, до меня потихоньку начало доходить, но лишь добравшись до чилийских «Los Caracoles», я понял окончательно. Представьте, что вам требуется проложить автотрассу сквозь стену скал высотой в пару миль. Вот с чем вы сталкиваетесь в Андах. Больше всего на свете я хотел бы помчаться вниз по спирали с этой стены, как пикирующий F-14, обгоняя медленно ползущие вдоль поворотов трейлеры. Я совсем не боялся попасть под колёса или свалиться с обрыва. Но я устал, сильно замёрз и совсем не жаждал очутиться в чилийской тюрьме. Так что мы поехали вниз на грузовике и за полчаса бездарно растеряли почти всю, с такими трудами набранную нами высоту.

И пока мы ехали в грузовике вниз, единство нашего коллектива стало давать трещину. Alberto, которому на трассе пришлось особенно тяжело и поэтому много времени проведший в кузове грузовика, был расстроен, что несмотря на достигнутую им предварительную договорённость, нам не разрешили проехать через тоннель и спуститься с чилийской стороны Анд. Он внезапно решил что с него хватит, и мы должны ехать на грузовике прямо до Сантьяго, чтобы он мог улететь в Buenos Aires. Так что вместо того, чтобы миновав запретную зону «Los Caracoles», снова сесть на велосипеды и ехать к чилийскому городу Los Andes, мы за три часа доехали до аэропорта Сантьяго, где он сел на первый же авиарейс. Мы лишились своего лидера, и дела пошли ещё хуже. Все мы были в истощении, но все отели Сантьяго оказались переполнены, так как проходила какая-то крупная религиозная конвенция. Мы не могли прийти к единому мнению. Я всё ещё отстаивал идею тем или иным образом закончить гонку добравшись до океана, но из-за ситуации с гостиницами, и поскольку мои друзья porteño явно недолюбливали всё чилийское, было решено возвращаться обратно через горы в Аргентину. Так что, после 8 часов тяжелейшей гонки, мы провели ещё 10 часов забившись со своими шестью велосипедами в кузов грузовика. И вместо горячего душа, ужина и постели, нам пришлось не переодевшись, в потных комбинезонах, до 2:30 ночи добираться до Uspallata, где мы заселились в дешёвый неуютный отель. Четыре часа спустя мы с Alejandra были разбужены парнем, который выставил две большие колонки на тротуар и на всю громкость врубил сальсу, так он рекламировал свою овощную лавку. Это он делает в 7 часов утра, каждый божий день – чтобы рекламировать единственную овощную лавку в городе. Я был не в лучшем настроении.

Сухие цифры не особо впечатляют. Я вправе утверждать, что доехал до вершины Анд, хотя и «технически» её не пересёк, поскольку нас остановили наверху и не позволили спуститься вниз на велосипедах. На протяжении двух дней мы провели около 15 часов в седле и поднялись наверное на 15 тысяч футов, учитывая спуски и подъёмы, и, большей частью, всё против ветра. Я желал с ветерком промчаться вниз по западному склону Анд и пересечь чилийские винодельческие провинции по пути к Тихому океану, но этому не суждено было сбыться. На третий день мы сподобились лишь на короткий подъём от Uspallata по направлению к Aconcagua и затем два часа неспешно педалировали спускаясь к Mendoza. О Чили у меня в памяти остались лишь воспоминания, как мы в грузовике спускались по невероятным Los Caracoles, отвесные стены каньонов вокруг, а затем, нескончаемая езда по укутанному смогом Сантьяго, и его разрисованные граффити улицы. Я полагаю политические связи Alberto не простирались далее хребтов Анд и не могли иметь влияния на чилийскую бюрократию. Alejandra говорит, что он похож на меня ... нормальный парень, но слегка избалованный, готов легко отступаться от своих целей если теряет к ним интерес. Но как ни крути, это было замечательное приключение, уж получше, чем сидеть дома, уставившись в телевизор.